«С Маяковским произошло так. Этот юноша ощущал в себе силу, какую — не знал, он раскрыл рот и сказал: «Я!» Его спросили: «Кто — я?» Он ответил: «Я: Владимир Маяковский». — «А Владимир Маяковский — кто?» — «Я!» И больше, пока, ничего. А дальше, потом, — все. Так и пошло: «Владимир Маяковский, тот, кто: я». Смеялись, но «Я» в ушах, но желтая кофта в глазах — оставались. (Иные, увы, по сей день ничего другого в нем не увидели и не услышали, но не забыл никто.)» (Марина Цветаева) «Подумалось еще вот о чем: промчатся годы, десятилетия, и другие поколения будут пристально вчитываться в каждую строку, оставленную современниками Маяковского. Какой он был, Маяковский? Как он выглядел, одевался, как он читал стихи и любил женщин? Так сегодня нам дорога каждая строка памяти о Пушкине. Не берусь их сравнивать. Не берусь провозглашать громкие формулы вроде той, что Маяковский — это Пушкин сегодня... Скажу только, что Маяковский сам по себе был удивительной личностью. Каждая встреча с ним оставляла в душе волнение или брожение мыслей. Во всяком случае, о Маяковском всегда хотелось думать. И каждое свидетельство о нем может быть интересно «товарищам потомкам»... Правда, все поэты — начиная от Маяковского и Есенина (впрочем, и раньше их) — уверяют, что их автобиографии заключаются в стихах и этим они и интересны. Многие поддаются на эту удочку и соглашаются с тем, что главное — это стихи и что все остальное — это только примечание к ним. Но стихи часто бывают парадной одеждой. И почему читатель должен интересоваться только стихами поэта?» (Корнелий Зелинский)»